Максим Горюнов, публицист

В России патриотизм стал товаром, который в условиях кризиса ежедневно прибавляет в цене и пользуется сумасшедшим спросом

Режиссер Никита Михалков, министр культуры Владимир Мединский и еще десяток публичных деятелей придумали, как заставить российскую молодежь Родину любить. От имени Российского военно-исторического общества они предложили учредить патриотическое радио, патриотическое телевидение и даже патриотический интернет. Тема переросла первоисточник: после объявления о «контрнаступлении» в борьбе за «умы российской молодежи» интернет взорвался фантазиями об инфраструктуре патриотической пропаганды.

Товар, спрос на который растет по мере роста цены на него, называется товаром Гиффена. Как учит нас экономическая теория, он должен быть низкого качества, не иметь хороших заменителей и оказаться в топе розничных продаж во время кризиса. В России такими товарами считаются картофель, водка, хлеб и гречка.

Культура — тоже товар. Со своей, конечно, спецификой, но товар. Его потребляют. Точно так же, как и любой другой. Снимают упаковку, кладут на стол, достают ножи и вилки. Никаких исключений. Концерт барочной музыки, сборник стихов современного поэта, художественная выставка, посещение ресторана высокой кухни стоят в одном ряду с покупкой бензина, оплаты счета за электроэнергию, билетом на поездку в метро.

Вопрос: что из мира культуры является аналогом товаров Гиффена? Спрос на какой жанр будет расти в геометрической прогрессии во время кризиса, невзирая на стремительное удорожание и качество?

Может быть, это наша великая классика? Толстой, Лермонтов, Пушкин? Или знаменитый русский авангард? Кандинский, Малевич, Татлин?

Практика показывает, что нет.

Спрос на классику падает вместе со спросом на недвижимость, на предметы роскоши, авиабилеты и дорогие автомобили европейского производства. К сожалению, уволенный работник не ложится на диван с удовольствием читать повести Белкина, не идет бесплатно в местный краеведческий музей смотреть бивень мамонта и любоваться берестяными грамотами. Без средств к существованию он становится до тупости нечувствителен к изящному. С утра до ночи его ум занят тяжелыми мыслями о том, где бы ему раздобыть хлеб насущный для себя и своих близких. Какое уж тут парение духа? Лишь бы дети не ныли, лишь бы супруга навсегда не уехала к маме.

Но есть один сюжет, который и в условиях российского кризиса, бессмысленного и рукотворного, ежедневно прибавляет в цене и пользуется сумасшедшим спросом.

Сюжет называется «патриотизм». Чрезвычайно неразборчивая сущность в плане выразительных средств. Для воплощения подходит и гранит, и кинокамера с монтажным столом, и литература, и цирковое представление, и греко-римская борьба в грязи.

Суть его в том, что это обязательно про конфликт.

Мирный патриотизм немыслим. Нельзя просто так любоваться неброскими красотами средней полосы России. Обязательно нужно при этом кого-нибудь люто ненавидеть и желать ему мучительной смерти. Российский патриот, глядя на березу, с одной стороны, беззаветно, по-есенински, в нее влюблен, с другой – злорадно представляет, как вздернет на ней изменника родины.

Антропологическая загадка такого вот топорного и висельного патриотизма в том, что он легко захватывает воображение, действуя на угнетенное безнадегой сознание и способен канализировать в пустоту самое бешеное социальное недовольство. Вменяемые вроде бы люди, углубившись в тему, начинают бредить, словно перебравшие, на тему выдуманных противостояний и совсем забывают, что на них надето и чем они сегодня завтракали. Во времена всеобщего безденежья и депрессии публика сама, спасая себя, прибегает как к спасительному средству, как к целебному бальзаму от душевных ран к рассказам о белых-белых против черных-черных.

За чей же счет будут писаться эти рассказы и вообще выстраиваться громадная инфраструктура патриотической пропаганды? «Если надо, если потребуется, будем просить деньги, будем просить деньги (…)  либо у государства, либо у тех людей, которые могут дать эти деньги», — сказал научный директор Российского военно-исторического общества Михаил Мягков в эфире «Эха Москвы».

Перед нами, возможно, самая амбициозная заявка на государственное финансирование в сфере культуры за последние двадцать пять лет.

http://www.forbes.ru/mneniya-column/tsennosti/278037-chto-obshchego-u-kartoshki-s-vodkoi-i-interneta-ot-nikity-mikhalkova

Ну не хочет он выйти на свет, да и закона такого для него нет. КАК БЫТЬ? НАДО О СЕБЕ ЗАЯВИТЬ!!! И вот слова покидают рот. Они как птицы, кто их вернёт?  Но на воре шапка горит, так народ говорит))).

Прошу прощения за нелепые и нескладные верши, в другой раз уж точно я исправлюсь.

Хотел использовать накопленные медиафайлы на якунина, не побоюсь этого слова владимира ивановича, но тормознул, кто же не знает владельца шубохранилища. Это видимо его позывной-шуба. Хотя может быть я и ошибаюсь и кликуха у него другая. Суть моего поста сегодня, после Новогодних каникул должна была бы быть об экономической ситуации в России,но  жизнь правда расставила всё по своим местам. В который уже раз. Что там пугающий Европу атомной войной Горбачёв, всё гораздо ужасней. НАС МОЖЕТ ПОКИНУТЬ якунин, и представьте себе стать бизнесменом. Даже трудно представить себе последствия этого шага. Возможно сердюков сядет сам на нары или медведев наконец то признается в своей нетрадиционной ориентации. Хотя скорее всего мы уже завтра забудем об этом и будем внимательно следить, что нам новый день готовит. И он скажу я Вам, готовит. Падение рубля, рост безработицы, серьёзное понижение уровня жизни, сокращение социальных программ и многие другие сюрпризы Нового Года. СТОИТ ЛИ НАМ УЗНАВАТЬ РАЗМЕР ЗАРПЛАТЫ якунина или пришло время лишить его этой зарплаты, решать нам. Может быть уже пора?

Заглавные буквы в имени собственном  не использовались по этическим причинам.

P.S. И конечно, схемы хищений владельца шубохранилища (якунина в.и.)  Вы можете увидеть у Навального. Давай Лёша, давай!!!

Константин Гаазе

Президент, возможно, и не верит в нефть по $100 к 2017 году, но делиться властью из-за отрицательных темпов роста экономики точно не будет

Кризис отличается от остальных состояний экономики и общества тем, что во время кризиса все точно знают, что завтра будет хуже, чем сегодня. И по мере сил готовятся к этому «хуже». 2014 год тоже начался с обвала рубля, но разница ощутима. Тогда мы «сползали» в рецессию и могли еще какое-то время жить иллюзиями. Сейчас точно знаем, что экономического роста долго не будет, что дела будут идти плохо, и знаем это наверняка. Но есть и другие отличия. Самое существенное — плоскость, в которой сегодня идет разговор о выходе из этого кризиса.

Никто не обсуждает программу, план выхода из кризиса в правительстве. Никто не обсуждает их и публично, на людях. Страна вошла в рецессию, ее валюта летит в пропасть, предприятия балансируют на грани выживания, но никаких споров на тему «стимулировать — не стимулировать» нет. Либеральные экономисты отмалчиваются, имея в виду, что без политической перезагрузки страны никакие реформы не помогут. Государственники получили от президента четкие указания — пройдет год или два, цены на нефть вырастут, страна оправится и снова зацветет — и тоже отмалчиваются.

Между этими крайностями («задраим люки и переждем» против «будем долго и мучительно тонуть, пока не случится революция») внезапно появился третий сценарий, озвученный бывшим министром финансов Алексеем Кудрина в свежем интервью РБК.

Вот, тезисно, его мысли: Россия может смягчить кризис или даже преодолеть его собственными силами; это возможно без смены главы государства, но с обязательной сменой команды, это возможно при условии сохранения части санкций, введенных из-за присоединения Крыма. Это, кажется, первая внятная заявка на синтез двух подходов: пресловутого «политического» сценария выхода из кризиса, понимаемого как отставка Путина и перезагрузка страны, и сугубо экономического — «переждем». Отставка президента не нужна, как бы говорит Кудрин. И даже Крым в этой ситуации получится сохранить.

Но небольшая перезагрузка все же потребуется.

В центре рассуждений Кудрина два простых вопроса: возможно ли преодолеть кризис с Путиным во главе государства и возможно ли его преодолеть, несмотря на сохранение большей части санкций, введенных против России в связи с присоединением Крыма. На оба вопроса Кудрин отвечает положительно, но довольно подробно рассказывает о цене, которую придется Путину и государству за это заплатить. В качестве лекарства Кудрин предлагает три средства: возрождение угасающего духа предпринимательства путем постройки забора между бизнесом и жадным до собственности госаппаратом и силовиками, кадровую чистку правительства и госкомпаний от неэффективных и одиозных государственников, сокращение бюджетных расходов и, вероятно, смену приоритетов бюджетной политики страны.

Субъектом всех этих перемен Кудрин, вероятно, видит сильное и автономное от Кремля правительство, экс-министр не говорит это прямо, но перечисленные им реформы предполагают, что кто-то сможет взять за них на себя ответственность.

Очевидно, что этот кто-то — это не президент Путин, а, опять же вероятно, сам Кудрин в роли премьера.

Эта умозрительная конструкция по сути возвращает нас в ельцинские времена: отдавший экономику правительству на откуп президент и премьер, смело пробующий себя на поприще главного политика страны. Именно поэтому, но не только поэтому, конструкция эта невозможна и первый кудринский тезис — победить кризис и выйти из него сильными без отставки президента — выглядит утопично.

Против кудринской стратегии работают три простых факта.

Первый — Путин не привык сожительствовать с политически сильными премьерами. Михаил Фрадков был «человеком из ниоткуда», Виктор Зубков был «человеком из ниоткуда», а оба они не были хозяевами в правительстве, которым, говоря откровенно, рулил тогда президент Путин на «совещаниях с  членами правительства», которые он во время своего второго срока проводил чуть ли не каждый понедельник. Нынешний премьер Дмитрий Медведев, хоть и имеет пока статус члена растерявшего былой политический блеск тандема, тоже самостоятельным может быть назван лишь с большой натяжкой. Его правительство так же не самостоятельно, как и правительства Фрадкова и Зубкова, а он сам вообще часто грешит невмешательством в проблемные ситуации, которые вместе разруливают его подчиненные и президент.

Второй факт — беззаветная любовь Владимира Путина к «ручному управлению».

Когда во время своей декабрьской «прямой линии» он рассказывал, как именно правительству следует работать с людьми, вызывая на ковер нефтяников и ритейлеров, даже по тону было понятно, что такая работа президенту нравится и самому. Отказать себе в праве работать так, как он привык, Путин не сможет и не захочет, а значит, идея автономного правительства, которое прямо посреди путинской политической системы начнет демонтаж путинской же экономики, немедленно разобьется о желание президента вызвать на ковер олигархов или банкиров и поговорить с ними о жизни, ценах на бензин и ставках по ипотеке.

Третий факт — из области психологии.

Сама постановка вопроса «Сможет ли Россия пережить кризис с Путиным во главе?» подразумевает, что президент таки несет определенную долю ответственности не только за санкции, но и за удручающее положение дел в экономике, которое начало обнаруживаться примерно года полтора назад. Для Путина такая постановка вопроса неприемлема, потому что подразумевает, что он в свое время принял неверные решения, результатом которых и стал кризис. Понимай президент это, он бы давно отменил или заморозил майские указы, вернулся к пылящейся на полке «Стратегии 2020», написанной при активном участии Кудрина, и сам бы атаковал госкапитализм имени себя, чтобы вывести страну из тупика. Но он этого не делает. Значит, не считает ситуацию настолько опасной, не считает, что речь идет о выборе «политическая изоляция, передача власти правительству реформаторов и сохранение себя во власти сегодня или революция завтра». Месседж Кудрина бьет тут мимо цели, потому что получатель месседжа не хочет его получать: возможно, Путин и не верит в нефть по $100 в 2017 году, но делиться властью из-за отрицательных темпов роста экономики точно не будет.

Гипотеза Кудрина неверна, потому что Путин не считает, что ему нужна команда экономических спасателей, которые починят страну, пока он досидит в Кремле до 2018 года. Но дело не только в этом. И угасание предпринимательского духа, и спад инвестиций, и отток капитала из страны — это признаки кризиса доверия, доверия денег, грубо говоря, к власти. У российской власти есть собственные деньги, но суть этого кризиса заключается в том, что все остальные деньги — и русские, и нерусские — от нее отвернулись, перестали ей доверять.

В центре этой системы власти находится фигура Путина, и именно она и генерирует это самое недоверие.

Пока в центре не окажется какая-то другая фигура, которая сможет это доверие возродить, правительство можно вручать хоть Кудрину, хоть чикагским мальчикам, хоть консультантам из Goldman Sachs. В сущности это ничего не изменит, предпринимательский дух не оживит и деньги (и русские, и нерусские) в страну не вернет. А значит, кризис никуда не денется ни через год, ни через два, ни в 2018 году, если только сам Путин не решит, что с него, наконец, хватит.

http://www.forbes.ru/mneniya-column/vertikal/277485-pochemu-vladimir-putin-ne-uslyshit-predlozhenii-alekseya-kudrina